Не смотря на многочисленные планы усиления Брест-Литовска фортификационными укреплениями подразумевалось, что городские постройки и новые фортификации смогут сосуществовать по неким новым правилам, причём первый план города, составленный ещё в 1811 году вовсе не предусматривал укреплений.
В 1828 году был составлен новый план города Брест-Литовск, однако в этом-же году в ночь с 27 на 28 июня года в городе был сильный пожар, от которого сгорело 220 строений, в том числе греко-униатская церковь, монастырь бригиток, 150 лавок и 5 еврейских школ (8). В результате пожара 2807 человек остались без жилья, и для облегчения их участи великий князь Константин Павлович пообещал «принять меры».
Вскоре после этого пожара план города был откорректирован губернским архитектором и представлен на утверждение государю цесаревичу Константину Павловичу, однако Император принял позицию начальника главного штаба, который предложил использовать места сгоревших домов под укрепления и до утверждения проекта крепости любое восстановление сгоревших домов запретить. Данное распоряжение было исполнено губернатором – погорельцам предложили строить временные шалаши с обязанностью их снести по первому требованию. (7, лист 53об.).
В том-же году Николай I, пребывая в Модлине, официально распорядился «не допускать никаких частных строений во внутреннем укреплении, обнесенном оборонительною казармою, но дозволить постройку двухэтажных каменных частных домов только в укреплениях Кобринском и Волынском.» Для отселения из будущей крепости жителей города предполагалось построить так называемые форштадты, которые могли располагаться не ближе чем в 600 саженях от гласиса, чтобы «перед крепостью осталось больше пространства, совершенно открытого и обстреливаемого с верков»(7, лист 14). При этом первые 500 сажень пространства для крепости могли использоваться горожанами «для городского выгона и других надобностей жителей, с тем чтобы на сем пространстве не было возводимо никаких строений, прочных оград, глубоких канав и всякого рода насыпей.»(7, лист 23).
14 августа 1829 года управляющий Главным Штабом генерал-адъютант в секретном письме, адресованном инженер-генералу графу Опперману сообщил, что «записку вашего сиятельства от 14 июля относительно распоряжений по предполагаемому укреплению Бреста Литовского я имел счастье докладывать Государю Императору и Его величество, одобрив все предположения ваши о означенному предмету, в помянутой записки изложенные, высочайше повелит соизволить привести оные в исполнение» (2, лист 7). За основу будущих укреплений был взят проект, разработанный польским инженером генерал-майором Малецким, который графу Опперману предлагалось «применить к местности и ежели нужно в чем-либо по местности переменить, то учинить сие» (2, лист 36). Для работ по нивелировке местности и разметки мест будущих укреплений в Брест-Литовск из Ревеля был командирован строитель Ревельских укреплений инженер-полковник Фельдман, а из Санкт-Петербурга инженер-поручик Костомаров, инженер-прапорщик Поспелов и кондукторы Марков и Грушатский. В переписке начало работ по укреплению Брест-Литовска именуется как «не терпящее отлагательства дело, так как жители, коих дома сгорели, желают знать где им позволено будет строиться.» (2, лист 36об).
23 сентября инженер-полковник Фельдман доложил графу Опперману о том что «… разбиты на местности главные направления предполагаемых укреплений городов Брест-Литовска и Тересполя и во все назначенные на местности пункты вколочены толстые колья длинной от 4 до 5 фунтов, на которые написаны номера черной масляной краской.» (2, лист 40). Выполненная трассировка и ее отображение на вновь составленном плане города обозначил начало конфликта между городом и будущей крепостью. В записке Фельдмана «о разбитых на местности главных линий Брест-Литовских и Тереспольских укреплений» указывалось, что «кроме направления 3-х линий сего укрепления, разбитых на месте погоревшей в 1828 году части города, по чрезвычайно тесному расположению городских строений, в особенности по берегам Буга и Муховца, как из представляемого плана явствует, нельзя было в натуре назначить никаких других линий.» Тем-же документом решалась судьба Брестского замка – «…при построении (мостового укрепления) должен быть почти совершенно срыт старый замок, которым называют здесь осыпавшуюся земляную крепостицу о пяти бастионных фронтах, и значительное количество земли оного отвезено…» (2, 45).
Вначале сроительства редполагалось возвести укрепления временного характера, которые впоследствии будут обращены в долговременные строительством казарм и пороховых погребов. Первоначальный план предусматривал возведение девяти фортификационных объектов - городских укреплений Бреста, укреплений Тересполя, трех мостовых прикрытий, кронверка перед Волынским форштатом, фронта перед Кобринским форштатом, укреплений для обороны низменности между Кобринским форштатом и Бугом и промежуточного люнета для обороны низменных мест вверх по Бугу. После анализа результатов нивелировки и предложений инженер-полковника Фельдмана первоначальный план был графом Опперманом откорректирован таким образом, чтобы укрепления «были удобны к постепенному усилению и помещению между ними значительного числа войск». В конце октября 1829 года граф Опперман предлагал «сделать расположение улиц и разрешить жителям в построении домов, причем каменные строения позволить возвести только в самом городе Бресте, а по форштатам внутри укреплений - деревянные»(2, лист 61).
В том-же году возник вопрос об использовании 8 000 турецких солдат, плененных при взятии крепости Силистрии. Первоначально планировалось использовать их при строительстве Днепровского канала, поэтому пленные были расселены по селам по обе стороны Днепра. Однако ответственный за сооружение канала главноуправляющий Путями сообщений от пленных вежливо отказался, мотивируя тем, что «работы будут производится в самом фарватере реки, для чего необходимо употребить опытных рабочих различных мастерств», поэтому было принято решение 4 000 пленных направить на работы в Брест-Литовск, а остальных – в крепость Бобруйск.
Инженерный департамент, получив задачу занять такое количество пленных на инженерных работах, запросил выделение финансов на предварительные меры - закупку необходимых строительных материалов. Решение этого вопроса было поручено Инженер-генералу граф Опперману в сентябре 1829 года, однако вскоре вопрос о пленных был снят.
В начале 1830 года Гродненский губернатор подготовил справку о ценах на основные строительные материалы, необходимые для обширных работ в крепости (камень, бревна, брусья и доски, листовое железо и прочее), параллельно обсуждался вопрос о строительстве в Бресте полкового лазарета. Купцы и мастеровые Бреста предоставили список с ценами на 118 позиций – тысяча кирпичей стоила 9 рублей серебром, кубическая сажень песку – 5 рублей, работы по укладки тысячи кирпичей были оценены в 2 рубля 70 копеек, а штукатурка одного квадратного аршина – 5 копеек. Дороже всего стоили печные работы – за каждую изразцовую голландскую печь, не считая материалов мастера запросили до 16 рублей серебром, и изготовление дверей и окон – двустворчатые двери с замками стоили до 17 рублей, а пара створчатых окон – свыше 11 рублей.
31 января 1830 года из Ревеля в Брест-Литовск командируется инженер-поручик Ден с юнкером Фельдманом и цейхдинером Федоровым для исполнения Высочайшей воли – «снятия планов и фасадов со всех находящихся там мужских монастырей» (2, лист 82). Внимание монарха к монастырям объяснялось тем, что «Государь Император… предполагать изволит монастыри сии обратить в число зданий, потребных для расположения квартирующих там войск, дабы через то доставить им удобнейшие помещения и облегчить еще более обывателей от тягости воинского постоя.»(2, лист 92). Работы были окончены 31 марта 1830 года. Вместе с предоставленными чертежами, сообщалось что «из оных строений бывшее Иезуитское и Базилианское в ветхом состоянии»,
В марте 1830 года вопрос о будущих укреплениях и возможности сосуществования города и крепости обсуждался между императором и генерал-инспектором по инженерной части (императорское высочество, цесаревич, уточнить), причем было принято решение выслушать по этому поводу мнение графа Оппермана. Опперман предлагал «что в самом городе Брест-Литовске, составляющем большой редуит всем укреплениям, все (гражданские) дома должны быть каменные в два этажа – построенные в Бобруйской крепости могут служить образцовыми. На форштатах Кобринском и Волынском обывательские дома должны быть деревянными без каменных фундаментов, или с оными но не выше 2 фут.» (2, 103). Опперман предлагал выделить на каждый каменный дом по 10 саженей улицы, на деревянный – по 8, в результате непосредственно в Брест-Литовске предполагалось разрешить возвести до 100 каменных домов, а на островах и за укреплениями Кобринского и Волынского форштатов – до 260 деревянных домов. К тому времени в городе до пожара было 35 каменных и 680 деревянных домов, при пожаре сгорело 20 каменных и 245 деревянных домов. Новый план крепости предполагал что из оставшихся 15 каменных и 435 деревянных домов большая часть пойдет на слом. Понимая, что все население города в новые рамки города вместить не получиться, предлагались две меры – выселение евреев в другие города и местечки, а «остальные за тем деревянные дома с огородами могут быть расположены за эспланадою укреплений с соблюдением всех правил существующих для форштадтов при крепостях» (2, лист 104).
19 мая 1830 года в Брест-Литовском учреждается временная Инженерная команда 2-го класса, командиром которой назначается Инженер-капитан Карл Августовичь Вильман, служивший ранее в Динабургской крепости, но переведенный в 1828 году в Санкт-Петербургскую инженерную команду. В Брест-Литовск Карл Вильман отбывает с комплектов «математических инструментов» - двумя размерными цепями, мензулой, астролябией, готовальней и 250 рублями наличных денег, выделенных на покупку чертежных и письменных припасов. Вместе с Вильманом в будущую крепость отбывают его подчиненные – поручик Пивоваров, подпоручик Чайковский-Штиль, прапорщик Хлопов, нестроевой Дубровский, а также три кондуктора, три писаря, два сторожа и 25 рабочих из 24-ой Военно-рабочей роты (из Бобруйска) при одном офицере.
В приказе о создании Инженерной команды её командиру в качестве первой задачи было указано «… По прибытию вашему и прочих чинов в Брест-Литовский предписываю Вашему Высокоблагородию открыть Инженерную команду, на которую возлагается согласно Высочайшей воли…принятие от Духовного ведомства в Военное монастырских там строений.» Согласно повелению Императора «находящиеся в городе Брест-Литовском здания католических монастырей Тринитарского, Августинского, Бернардинского и Греко-Униатского Базилианского за исключением состоящего при последнем дома светского уездного училища, сдать…Временной Инженерной команде чтобы она участвовала и в оценке как самих строений так и земель монастырских»(1, листы 96-97).
Вскоре данная команда включается в состав Киевского Инженерного округа. (1, лист 93) 5 августа Вильман получает распоряжение о том, что «по докладу Главно-Управляющего духовными делами иностранных исповеданий Государю Императору Его Величество изъявило соизволение вознаградить Римско-Католических монахинь за отходящие от них в Брест-Литовске монастырские здания и Высочайше повелит соизволить сделать оным оценку на одинаковом основании с производимыми зданиями упраздняемых мужских монастырей.» (1, лист 97).
18 сентября 1830 года Император рассмотрел окончательный проект укрепления Брест-Литовска, составленный совместно инженер-генералом графом Опперманом и дивизионным генералом польских войск Малецким. Проект был «совершенно одобрен», генералу Малецкому было назначено заведование «искусной частью по постройке укреплений», для управления хозяйственной частью предназначалось учредить в будущей крепости Строительный комитет, Инженерную команду, сфорировать новые две усиленные военно-рабочие роты и несколько арестантских рот. Опперману и Малецкому было поручено разработать планы предположенных укреплений, сметы и предварительные соображения о числе и силе военно-рабочих и арестантских рот. Что касается даты начала строительства, то император через графа Чернышева сообщал что «Его императорское величество изволит предоставлять себе назначение времени, когда должно быть преступлено к укреплению Бреста.»
Осенью 1830 года инженер-капитан Вильман готовит первые чертежи, которыми стали планы, фасады, и профили женских Бернардинского и Бригитского монастырей и с приложением подробного описания уже принятых им зданий отравляет эти документы через командира Киевского инженерного округа на высочайшее утверждение, предлагая при этом один из монастырей приспособить для нужд инженерной команды, а второй разобрать на кирпичи. В рапорте инженер-капитана сообщается:
«1. Монастырь Бернардинок на Волынском форштадте напротив мужского бернардинского монастыря:
Стены и своды сего монастыря и церкви при оном, равно и отделенные от главного строения пристройки с окружающего монастырь и сад стеною кирпичные, из них при церкви задняя стена имеет значительную во всю высоту трещину, распространяющуюся и на примыкавшую к ней часть свода. Боковые же и с фронту стены так-же местами треснули между верхними и нижними окнами. Равным образом на дворе при правом угле жилого здания наружная стена повреждена и заметны трещины в своде внутри прилегающей сей части верхнего этажа, почему уже и возведен в сем месте снаружи во всю высоту строения контрфорс. Кроме того еще заметны места и во внутренних стенах над дверьми или окнами маленькие трещины. Карнизы внутри церкви и кругом всего монастыря местами сбиты а штукатурка отпавши. Задняя же часть церкви, пристройки и стена кругом монастыря вовсе не оштукатурены. Пол в церкви до главного алтаря вымощен кирпичами, остальная же часть с закристией и на хорах, равно как в обоих этажах монастыря, исключая внизу кухонь из досок отчасти уже ветхих, особенно в нижнем этаже. Окна в монастыре с деревянными переплетами, в церкви частью свинцовыми, некоторых оконных рам недостает. Вообще же они, равно и шленги(?) весьма ветхи, стекла малой величины и дурного вида а в многих местах разбиты. Двери в церковь и монастырь простой работы старые и некоторых недостает, а замки, петли, крючки и прочий как к ним так и к окнам прибор простой работы железный, частью его недостает, частью сломан, а существующее вообще от долговременности в худом состоянии. Печи в жилых покоях изразцовые, в кухнях из кирпича, из них некоторые сломаны и худого содержания, железный к ним прибор – дверцы, вьюшки а вместо сих большею частью железной жести в трубах задвижки местами не достает а в общем долгоподержанные. Крыша церкви и пристроек обыкновенным вязанием стропил покрытая гонтом, а сам монастырь – черепицей.
С исправлением описанных недостатков и некоторыми переделками, пристройкой конюшен, сараев и служб сей монастырь в сравнении с другими находящимися в Бресте монастырями по лучшему состоянию своему и расположению комнат более представляет удобности к помещению на жительства штаб и обер-офицеров. Относительно же церкви, ежели оную обратить на магазин, цейхгауз или на жилое здание, то свод и стены задняя вся а боковые и с фронту на высоту нижних полукруглых окон необходимо должны быть разобраны
2. Монастырь Бригитский за главной частью города Бреста на месте названном на генеральном плане Пески:
Монастырь сей претерпел несколько опустошительных пожаров, после последнего остался в весьма разрушенном виде и в малой только части нижнего этажа и то с нуждою был обитаем. Стены кирпичные как в церкви так и в примыкающей к ней части монастыря во многих местах с трещинами, а тонкие в пол кирпича своды во втором этаже местами и проломлены. Полов, оконных рам и дверей в сем этаже вовсе не имеется, а печи изразцовые частью хотя и сохранились, но с повреждениями и без железного и чугунного к ним прибора. В церкви пол частью кирпичный, частью плиткой из тесанного дикого камня местами недостающего. В нижнем этаже монастыря с коридором пол частью ветхий деревянный, а частью вымощен кирпичом. Окна в церковь частью свинцовыми, частью деревянными переплетами кои хотя и возобновлены отчасти исправлением рам и вставлением стекол, но с соблюдением величайшей бережливости и употреблением простого или старого материала, тоже самое заметить можно при окнах и дверях уцелевшей части нижнего этажа монастыря. Вообще шленги и рамы окон и дверей ветхи, стекла малые, дурного вида и множество разбитых и недостающих, а железное при них окование и прибор к дальнейшему употреблению не годен. Из печей нижнего этажа только некоторые необходимо содержаны и с надлежащим к оным но также старым и долгоподержанным прибором. Крыша церкви над боковыми каплицами и передним и задним фронтами осталась черепичная, а над средним куполом равно и самый монастырь после пожара покрыта соломою. Существующие ныне главной части сего монастыря стены и своды будучи слабы и ненадежны не соответствуют цели прочного войскового здания – полезнее было разобрать сей монастырь и материалы употребить при возведении новых построек.
Инженер-капитан Вильман, Брест-Литовск, Сентября 25-числа 1830 года.
В октябре 1830 года обер-прокурор Святейшего синода обратился с предложением «обратить один из упраздняемых в Бресте католических костелов в Греко-Российскую церковь, назначив для сего либо не совершенно достроенный Иезуитский костел или Бернардинский.» Поводом для этого было наличие в Бресте около 300 душ православного вероисповидания, для которых по всей гродненской губернии, кроме города Гродно, греко-российских церквей не имелось (2, лист 188). Месяцем ранее Греко-Униатское духовное начальство обратилось с просьбой об отдаче костела Базилианского монастыря для нужд 1800 душ проживающих в Бресте униатов. Однако военное начальство имело свои виды на бывшие церковные постройки, считая что «бывший иезуитский монастырь, находящийся в худом состоянии, но удобен под госпиталь на 100 человек с прислугою, а церковь может быть обращена в магазин. Бернардинский монастырь удобен к помещению 8-ми обер-офицеров и 250 человек нижних чинов, а церковь может служить магазином.»(2, лист 188).
14 ноября 1830 года командир Киевского инженерного округа из крепости Бобруйск сообщает графу Опперману, что инженер-капитаном Вильманом «принято еще от духовного ведомства находящиеся в Брест-Литовске строения Римско-Католических монастырей – Августианского, Тринитарского и Бернардинского. Остаются еще непринятыми строения монастырей – бывшего Иезуитского, состоящее в ведение квартирующего Брестского пехотного полка и греко-униатского Базилианского, и сего последнего по требованию капитана Вильмана к сдаче Архимандрит Кобринского Греко-Католического Базилианского монастыря отказывается сдавать в военное ведомство, основываясь на повелении Литовской консистории, коим ему предписано впредь до повеления остановить уборку и перевозку от туда церковных вещей, из оного заключает что сей монастырь имеет быть обращен на приходскую в Брест-Литовске Греко-Униатского вероисповедания церковь.» (1, листы 73-74) прося при этом уточнить, следует ли добиваться принятия в инженерное ведомство двух последних объектов. На момент передачи часть зданий вышеупомянутых монастырей частично были заняты постоем - в конюшнях Тринитарского и Бернардинского монастырей размещались лошади полков Литовской уланской дивизии.
Хотя в документах встречаются упоминания о живущих в некоторых монастырских зданиях монахах, к концу года из всех католических монастырей города действующими можно было назвать только Базилианский и Доминиканский монастыри, последний предписывалось оставить в Духовном ведомстве с целью обращения в приходскую католическую церковь.
В декабре 1830 года чертежи Бернардинского и Бригитского монастырей вместе с их описанием и предложениями о их дальнейшей судьбе были представлены Императору и о высочайшем решении директору инженерного департамента графу Опперману было доложено следующее:
«…Его Величество Высочайше повелеть соизволил чтобы в зданиях монастыря Бернардинок и в таковых-же монастыря Бригиток, если какая-либо часть строения последних найдена будет годною к исправлению, устроено было помещение для одних нижних чинов: ибо офицеры и чиновники могут получать квартирные деньги…» Также сообщалось предписание «…доставить ко мне генеральный план города Брест-Литовск… ибо Его Величество не изволит припомнить в каких местах находятся означенные монастыри…» (1, листы 62-63).
В последних числах 1830 года инженер-капитану Вильману было предписано сдать строения Бернардинских монастырей из Инженерного ведомства для нужд учреждаемого в Брест-Литовске второкласного военно-временного госпиталя на 300 человек, приказ был выполнен в конце января 1831 года, что потребовало перевода Инженерной команды на новое место. При этом имел место конфликт между Вильманом и Городничим Брест-Литовска подполковником Конопацким, который предлагал перевести инженерную команду из Бернардинского в Тринитарский или Базилианский монастырь, а Августианский монастырь, на который претендовал Вильман, оставить для нужд постоя проходящих войск. В ответ инженер-капитан возмущенный тем, что «[Тринитарский монастырь] по не вместительности и весьма худому состоянию окон, печей и полов, в каком остались сии после упразднения от монахов без надлежащих починок к помещению на жительства неспособен»(1, лист 135об) в достаточно резкой манере указал Городничему на его место.
В январе 1831 года настоятель Брестского Римско-католического прихода, действующего в зданиях Доминиканского монастыря обратился с двумя просьбами – разрешить для ремонта использовать материалы от:
«разрушенной фарной церкви и предназначенной Инженерным начальством к слому каплицы, которые принадлежать к вверенному ему приходу» и «разрешить временно совершать службы в какой-либо церкви Тринитарского или Августианского монастырей.» Оба вопроса были представлены докладом Императору и решены положительно с указанием «до обращения сих монастырских строений на военные помещения можно дозволить в одной из церквей…отправлять богослужения и требы, но с тем чтобы по первому востребованию…церковь была предоставлена в полное распоряжение инженерного начальства» (1, лист 123)
В тоже время Императору было доложено что «…монахи из Бреста уже выведены, а оставлены некоторые в упраздняемых монастырях только для их сдачи… и что к оценке монастырских зданий назначены Духовные Депутаты» (1, лист 147). При этом часть зданий, в том числе церкви уже использовались не только для размещения в них войск, но и в качестве складов фуража и продовольствия.
Начавшееся в конце 1830 года польское восстание
21 мая 1831 года начальник инженеров действующей армии инженер-генерал-майор Ден сообщает директору инженерного департамента графу Опперману об окончании строительства временных укреплений в Брест-Литовске и Тересполе, направляя при этом всю сопроводительную документацию на одобрение Императору, которое вскоре было получено. Построенные укрепления командиром 2-го саперного батальона подполковником Станюковичем были переданы командиру Брест-Литовской инженерной команды капитану Вильману вместе с 500 рублями ассигнаций для «сохранения и поддержания оных в исправности».
В 1834 году высочайшим указом было отдано распоряжение о приобретении частных земель и строений, подходящих под возводимые в Брест-Литовске укрепления. Для этой цели была учреждена Особая оценочная комиссия, которая произвела оценку 287 строениям. Издержки на приобретение собственности жителей вносились в годовые сметы по возведению укреплений, причем приобретение и слом домов производился постепенно по мере строительства укреплений. Суммы, выплачиваемые за деревянный дом в среднем должны были составить около 5000 – 8000 рублей.( 3, лист 7-8). Выплаты были произведены за 170 строений, которые находились непосредственно на месте строительства укреплений и казематов. В числе первых были приобретены 6 домов, мешавших постройке оборонительной казармы. Владельцы запросили за свое имущество 13 500 рублей, оценочная комиссия назначила сумму, равную трехлетнему доходу жителей, которая составила 8 380 рублей 80 копеек. Деньги были выплачены из средств строительного бюджета крепости.
С 31 мая по 1 июня 1835 года в городе случился очередной пожар, в котором сгорело 156 домов, а также бывший Базилианский монастырь, к тому времени обращённый в казарму, занимаемую военным госпиталем. По этому поводу граф Паскевич Ереванский в своем письме графу А. Н. Чернышеву сообщал: «дабы воспользоваться случаем произошедшего пожара для очищения по возможности внутреннего Брест-Литовского укрепления от малых частных домов, я счел нужным предварительно воспретить строиться вновь погорельцам на пожарном месте и вообще не допускать на оном никакой частной постройки.» (7, лист 129об). Также было запрещено ремонтировать частично сгоревшие дома и дома, разобранные для предотвращения распространения огня. Дома с обгоревшими стенами также было предписано разобрать. (7, лист 130об.). Расследуя причины пожара подозрение пало на купцов-евреев Заблудовского и Брауды, так как пожар произошел в комнатах дома еврея Фриденталя, в которых эти купцы квартировали. (7, 143об.)
4 октября 1835 года Императору были представлены сметы и очередность работ по возведению укреплений Брест-Литовска. Когда стало очевидно, что реализация всего проекта требует значительных финансов, был предложен компромиссный вариант возведения крепости этапами с тем чтобы через три года укрепления уже были могли считаться пригодными к обороне. Для этого требовалось по миллиону рублей в год. Император отдал распоряжение выделить для строительных работ 3 650 000 злотых из казны Царство Польского, что примерно соответствовало 2 млн. рублей и покрывало бюджет строительства 1836 и 1837 годов, но без учета средств, необходимых для пособий переселяющимся из крепости жителям.
В этом же году еврейской общине города, коробочный сбор для которой составлял 28 610 рублей в год, было предписано эту сумму вносить в Приказ общественного призрения для составления строительного капитала для помощи неимущим жителям.(7, лист 262об.). Тогда-же был утвержден достаточно экзотический способ избавления от городских построек – ка каждом доме особой комиссией краской был нанесен год, до которого здание может стоять, а позже должно быть снесено. Год сноса рассчитывался прибавляя к году постройки здания 60 лет для деревянного дома, 100 для «фахверкового с прусским муром» и 200 для каменного. (7, лист 480об.)
В декабре 1834 года на утверждение Императору были представленны соображения командира Западного Инженерного округа генерала-лейтенанта Дена и гродненского гражданского губернатора генерала-майора Муравьева о возможном расположении форштадтов, то есть месте строительства будущего города Брест-Литовска. Рассматривалось три направления – Белостокское, Волынское и Кобринское. Белостокское было признано самым неудобным, так как участок «находится на песчаном грунте, вдали от рек и у второстепенной дороги, поэтому нет желающих здесь селиться» (7, лист 31 оборотный). Кроме того, эти земли принадлежали множеству владельцам, поэтому их выкуп для нужд нового города стал бы сложным и финансово обременительным. Волынское направление было признано годным для строительства малого форштадта на 100 дворов в виде слободы, предназначенной для жителей, занимавшихся преимущественно земледелием. Наиболее перспективным направлением было признано Кобринское, так как «форштадт сей, примыкая с одной стороны к судоходной реке Мухавцу, а с другой – к низменности и будучи располагаем по большой Санкт-Петербурской дороги, достовляет удобство получать поблизости воду и выгоды к торговле … посему большая часть жителей желает селиться на Кобринском форштадте.» (7, лист 32). Кроме того, земли этого участка принадлежали одному помещику и духовному ведомству, что ускоряло процесс отчуждения.
В 1836 году вопрос о финансовой помощи переселенцам из крепости на форштадт был решен следующим образом – в распоряжение особой комиссии из казначейства поступило 75 000 рублей из предполагаемой потребности в 150 000 рублей. Из этих денег предполагалось выделять ссуду для бедных жителей, при наличии залога или поручительства при обязательствах построить новый дом на форштадте в определенный срок, а ссуду вернуть в течении 10 лет. (7, лист 353об.). Впрочем, вскоре стало очевидно что большинство нуждающихся поручительств предоставить не могут и вряд-ли смогут эти деньги вернуть, поэтому по инициативе губернатора последовало Высочайшее распоряжение считать данную ссуду безвозвратным пособием. (7, лист 365), а также помочь переселенцем лесоматериалами и освободить их от обязательств военного постоя на 8 лет.
В 1838 году оценочная комиссия произвела оценку 31 владения, которые мешали строительству укреплений. Сумма выплат с прибавкой к оценке пятой части составила 238 440 рублей, большинство владельцев были евреями. Самый дорогой дом, принадлижавший Янкелю и Итке Моурманов был оценен в 29 800 рублей. Фактически после оценки дома уже могли быть сносимы, причем оценочные суммы при этом не выплачивались, так как никаких средств для этого выделено не было.
3 ноября 1840 года после высочайшего указа о выводе всех евреев из Брест-Литовска все выплаты для евреев были остановлены. Взамен денежной компенсации им предлагалось перепродать свои дома христианам либо разобрать их и перевести на другое место.
23 мая 1941 года у Брестского еврея Берки Гершковича, называемого сапожником было найдено пять бочонков пороха общим весом в 13 пудов, из которых четыре были полными, а пятый начат. О данном событии был проинформирован генерал-губернатор и далее через военного министра был сделан доклад Императору. Император запросил сведения о том насколько выполняется его указ о выселении всех брестских евреев, однако «обрадовать» его было нечем – согласно закону евреи могли жить в деревянных домах до 1842 года, а в каменных – до 1843 года. Комендант крепости генерал-лейтенант Пяткин, констатировав факт что «ни один еврейский дом на форштадт не перенесен и христианам не продан» проявил служебное рвение, предписав полиции объявить евреям на рынках и в религиозных школах, что «если они в течении определенного срока крепости и укреплений не очистят, то будут отданы все в военную службу куда годными окажутся»(4, лист 6 об). В своем ответе Брестский еврейский кагал сообщил что «высочайшая воля о переходе всех евреев из крепости будет исполнена со всевозможной точностью, посетовав что продажа имущества христианам не совершена по причине того что христиане «не находят надобности в покупке от евреев домов и лавок». (копирование 4 лист 13 - иллюстрация). Еврейское население Бреста подало четыре прошения – об отсрочке выселения на несколько лет, об оказании финансовой помощи переселенцам, о даровании общине 20-летней налоговой льготы и о выплате компенсации за утраченное имущество. На этот момент евреям в Бресте принадлежало 509 строений, из них «лавок каменных – 134, деревянных – 30, домов каменных – 43 и деревянных 302.»(4, лист 30об). 206 домохозяйств были признаны крайне бедными и не способными к самостоятельному переезду.
К концу 1842 года местное начальство, понимая что переселение евреев из крепости под угрозой срыва, выступило с инициативой выделить на Кобринском форштате вне черты предполагаемых городских кварталов территорию, первоначально предназначенную для пастбища скота, под слободку. Предполагалось что здесь могут селиться не только бедные евреи Бреста, но и отставные солдаты и солдатские вдовы, имеющие в Бресте дома или живущие после пожара в шалашах или землянках. Каждому хозяйству выделялся участок в 15 саженей ширины и 25 саженей глубины для дома и огорода. На данный участок требовалось перенести весь строительный материал, оставшийся после разлома собственного дома в крепости, из которого предписывалось построить новый дом по одному из двух типовых проектов фасадов, утвержденных 19 января 1843 года лично самим императором, то есть уже после крайнего срока переселения. (5, лист 19 и 19оборотный – иллюстрация). Участок предоставлялся безвозмездно на срок до 20 лет с избавлением от всех повинностей и военного постоя, кроме рекрутской очереди.(6, лист 106об.).
В ночь с 21 на 22 июня 1942 года в Бресте в 30 саженях от оборонительной казармы, в части казематов которой уже располагались мундирные магазины коммисариатской комиссии и госпиталь, произошел пожар. Горели деревянные еврейские дома, из-за высокой кучности построек пожар передавался от здания к зданию. Пожар остановился на каменном доме купца Бирштейна, крыша которого была крыта негорючей черепицей. За ночь сгорело 6 каменных и 18 деревянных домов со всем имуществом. Местные жители, спасая свое имущество выволокли из одной из горящих лавок около 60 бочек с салом, откатив их к фасаду казармы (6, лист 6). Сразу после пожара начальство вещевых складов, в которых хранилось армейского имущества на сумму более 600 000 рублей, выступило с инициативой уничтожить расположенные в непосредственной близости от казармы еврейские дома, отселив жителей на форштат и запретить жителям соседних к армейским складам и госпиталю домов держать в них «сало, солому, сено и спиртозные вещества»(6, лист 9).
Инициатива была доложена Императору, который уже 18 июля распорядился до 1 сентября 1942 года снести те еврейские дома, которые в случае пожара угрожали бы армейским постройкам, отселив жителей на форштадт и выплатить владельцам, помимо пособия в размере 35-80 рублей еще по 100 рублей в качестве компенсации за ускорение их выселения. Таких зданий было насчитано 34, включая одну каменную еврейскую школу, в которых проживало 588 жителей. Для слома зданий от крепостного гарнизоны были выделены солдаты.
Буквально через неделю после последнего пожара, 3 июля в 9 часов вечера в городе был пойман еврейский 17-летний мальчик Цалько Этельман со свертком подожжённых тряпок, пытавшийся ими зажечь один из домов. На допросе мальчик показал, что исполнял приказание своего отца. Со слов мальчика, некоторые жители города были должны его отцу денег, однако возможности рассчитаться не имели. Отец рассчитывал, что в случае пожара дом их сгорит и они получат компенсацию из казны, за счет которой и смогут с ним рассчитаться. Вызванный на допрос отец все отрицал, оба были арестованы, однако 8 и 11 июля караулы обнаружили еще две попытки поджога. Занимавшаяся расследованием этого дела комиссия приняла решение, что мальчику полностью доверять оснований нет, при этом вряд ли он эту истории придумал сам, тем самым косвенно обвинив всех евреев Бреста в наличии у них злых умыслов.
В сентябре 1842 года по инициативе крепостного начальства император одобрил решение о сносе 5-ти еврейских и 2-х христианских домов, расположенных вблизи артиллерийского сарая и пороховых погребов при 1-ом и 4-ом редутах Кобринского укрепления, повелев при этом выплатить евреям по 100 рублей серебром сверх ранее уже назначенного пособия (в 35-80 рублей), а христианам – согласно оценке их имущества. Оценка двух деревянных домов – первого длиной 13.5 и шириной 8.5 аршин, второго длиной 12.5 и шириной 6.75 аршин, построенных из 5-ти дюймовых брусьев и крытых соломою, внутри самой простой отделки была произведена комисиией по трехлетней сумме доходов их владельцев. Первый дом принадлежал вдове Леона Сокаржинского, которая свое имущество оценила в 700 рублей, второй дом принадлежал Шимону Яновичу и был им оценен в 600 рублей. Комиссия, определив годовой доход Сокаржинской в 120 рублей, дом оценила в 360 рублей серебром, годовой доход владельца Шимона Яновича состовлял 100 рублей, поэтому его дом был оценен в 300 рублей серебром. К данным суммам было добавлено 20 процентов, вычтены ежегодные издержки на содержание строений, в результате оценочной комиссией Скоржинской была назначенна сумма в 425 рублей 36 копеек, а Яновичу – 352 рубля 80 копеек. Сверх того у владельцев этих зданий была возможность получить по 30 рублей за преждевременное выселение согласно Высочайшего повеления, однако таких денег на строительство нового дома на Кобринском форштадте не хватало (6, лист 42).
К началу 1843 годв ни одному владельцу снесенных еврейских и христианских домов никаких денежных компенсаций еще выплачено не было – различные инстанции вяло переписывались между собой, споря о том за чей счет производить выплаты и стоит ли выплачивать компенсацию по оценочной стоимости, или ограничиться фиксированной выплатой в 100 рублей для евреев и 200 для христиан. Сложности ситуации придавал тот факт что часть домов были снесены без всякой оценки, то есть таковая уже была невозможной.
Инженерное ведомство утверждало, что раз инициатива сноса зданий шла от комисариатской комиссии а причина сноса была не строительство укреплений крепости, а пожарная безопасность имущества, следовательно средства не могут быть изысканы с годового бюджета строительства укреплений. Дошедшие до отчаяния владельцы уже снесённых зданий писали прошения на имя военного министра князя Чернышева с такими словами: «в продолжении целого года не получая оценочной за дома свои суммы и особого по Высочайшему соизволению вознаграждения…мы дошли до самого крайнего разорения и теперь в наступившее холодное зимнее время остаемся с семействами нашими без всяких приютов» (6, лист 74об.)
Компенсация всем владельцам уже снесенных зданий с учетом их оценки методом суммы трехлетнего дохода требовала порядка 50 000 рублей, а выплаты по фиксированному тарифу помещались в куда более скромную сумму – около 7 000 рублей серебром. Высочайшая воля по данному вопросу была озвучена 27 апреля 1844 года – «Всех евреев подвести под одну категорию, то есть выдать за каждый дом по 100 рублей серебром сверх того пособия, которое будет выдаваться от генерала-лейтенанта Мирковича.» (6, лист 101), причем отдельным распоряжением члены Брест-Литовской оценочной комисии, в 1838 году оценивавшие еврейское имущество были отданы под суд за завышение оценок. Таким образом, евреям Бреста было окончательно отказано в каких-либо выплатах за их дома согласно оценки их стоимости, вне зависимости от того была эта оценка проведена или нет, сгорел дом или был цел, каменный он был или деревянный, бедный или богатый – по новым правилам максимально возможная сумма компенсации за утраченное еврейское имущество составляла 180 рублей.
В апреле 1844 года встал вопрос о компенсации еврейской общине Бреста за каменную синагогу. Здание было оценено в 20 000 рублей серебром, «но при обращении оной в сломку годного к употреблению материала можно было выручить не более чем на 3000 рублей серебром», поэтому генерал-лейтенантом Мирковичем (генерал-губернатор?) испрашивалось высочайшее соизволение «на выдачу Еврейскому обществу в пособие 3000 рублей серебром для возведения на форштадте новой синагоги, обратив затем нынешнее знание синагоги в ведение местного инженерного начальства, от соображения которого будет зависит… приспособление оного для каких-либо казенных помещений или обращение в сломку.» (6, лист 97). Инженерное начальство сообщило, что хотя синагогу можно было бы использовать как склад, но предложило здание снести, как и следовало поступить согласно утвержденного плана крепости.
В июне 1844 года наконец последовало распоряжение выплатить первые 4200 рублей 42 жителям Бреста за утраченные дома, отнеся эти расходы к строительному бюджету крепости 1845 года, причем из этих выплат по 100 рублей получили вышеупомянутые вдова Леона Сокоржинского и Шимон Янович.
В мае 1845 года вдова Леона Сокоржинского и Шимон Янович, отчаявшись дождаться выплаты всей положенной им компенсации, после многочисленных писем во все ведомства, в том числе и губернатору, 17 мая 1845 года написали прошение самому Императору с просьбой по прошествии 2 лет и 7 месяцев от сноса их домов «об озарении нас Высочайшим соизволением на выдачу нам хотя половинной части определенного оценочного вознаграждения». (6, лист 143). Год спустя, 22 ноября 1846 года Инженерный департамент Военного министерства уменьшив оценочную стоимость имущества вдовы Сокоржинской до 385 рублей 36 копеек, а Шимона Яновича до 314 рублей 49 копеек, при этом признав полученную в 1844 году компенсацию в 100 рублей незаконной, назначил вместо нее компенсацию в 30 рублей и, исключив из выплат разницу сумм компенсаций, а также стоимость предоставленной им в слободе земли, распорядился выплатить обоим владельцам пятьсот сорок три рубля 5 копеек. Решение это очевидно было делом особой государственной важности, так как было утверждено Военным советом 11 марта 1847 года и затем предоставлено на утверждение Государственного совета. 19 мая 1847 года Государственный совет утвердил решение Военного совета, а Его императорское величество утвердило мнение Государственного совета (6, лист 168). Исполняя Высочайшую волю, Инженерный департамент Военного министерства велел «пятьсот сорок три рубля пять копеек серебром передать для удовлетворения Яновича и Сокоржинской в гражданское ведомство», после чего в августе 1847 года деньги были направлены в Брест. К тому моменту Сокоржинская уже умерла, оставив двух несовершеннолетних сыновей Григория 16 лет и Ивана 14 лет сиротами, поэтому причитавшиеся ей средства были отосланы в Брестский Сиротский суд, а еще живому Шимону Яновичу было предписано явиться с документом от Магистрата что он является именно тем Шимоном Яновичем, о котором идет речь в данном указе. Для решения данного вопроса потребовалось пять лет, а на переписку между всеми ведомствами было израсходовано что семьдесят восемь листов.
Таким образом можно утверждать, что отселение жителей Брест-Литовска на новый форштадт продолжался более 15 лет и был крайне болезненным и хаотичным процессом. Изначальный план выплат горожанам за утраченное имущество по его оценке был вначале заморожен, а вскоре вовсе отменён по двум возможным причинам – отсутствие у казны необходимых для этого средств и личными предубеждениями высших должностных лиц против горожан Бреста, особенно евреев, дискриминация которых в вопросах выплат носила совершенно открытый характер. Пожары, события восстания 1830-1831 годов и многолетние задержки даже символических выплат привело к практически поголовному обнищанию жителей города и утрате большей части своего имущества. По вполне объективным причинам социальные отношения между построенной на месте старого города крепостью и отселёнными на новое место горожанами лучше всего иллюстрируются фразой современника этих событий, уроженца Бреста Х. Зоненберга – «На месте старого города стоит первоклассная крепость, живущая совершенно другой жизнью, отделенной от городской, военною. Крепость не связана с городом почти ничем. Бывают знакомства, есть связи торговые, деловые и также дружеские, но не общежития. Крепость имеет свои специальные нужды, увеселения, клубы, учебные заведения, медицинскую помощь, лавку и почти все нужное можно достать в самой крепости, поэтому нет случаев надобности, бывать в городе крепостной многотысячной военной людности и иметь там связи, и только по праздникам являются. Тоже мало бывают городские жители в крепости, куда впускают теперь только по билетам. Словом, город и крепость—два близкие, но совершенно разделенные города. Впрочем, провизия и припасы идут через руки брестских и тереспольских подрядчиков.»
Подробная история создания и развития нового города Брест-Литовска на Кобринском форштадте все ещё ожидает достойного внимания историков.
ИСТОЧНИКИ
1 - РГВИА 802 -5 – 17606 Об использовании военнопленных турок на строительстве Брест-литовских укреплений.
2 - РГВИА 827- 1-1190 Начавшиеся секретным по проекту укрепления Бреста Литовского и Тересполя и о принятии от духовного ведомства в Инженерное ведомство находящихся в Бресте монастырских строений.
3 – РГВИА 827 – 1 – 2294 Об удовлетворении Брест-Литовских евреев за дома их по случаю возведения укреплений. 1841 – 1842
4 – РГВИА 827-1-2407 О выводе евреев из Брест-Литовской крепости и продажи их домов христианам.
5 – РГВИА 827 – 1 – 2400 Об отводе места для выселения бедных жителей евреев из крепости.
6 – РГВИА 827 – 1 – 2390 Об уничтожении деревянных еврейских домов.
7 – РГВИА 827 – 1 – 1446 Об устройстве в Бресте Литовском форштадтов.
8 - РГВИА 13126-1-165 Формуляр крепости Брест-Литовск с 1015 по 1896 год.
9 - Х. Зоненберг «История города Брест-Литовска, 1016 – 1907
